Нет, пожалуй, таких слов, наверное, и наград, которыми можно было бы измерить свершения людей, заступивших на смену отцам и матерям, погибшим в годы Великой Отечественной войны. За родную землю стояли они насмерть. Не жалели своих сил и их дети, обустраивая разрушенное врагом Отечество. «На советском потенциале мы живем и поныне», – так высоко оценил их труд наш президент. 

Преклонные годы у представителей этой героической когорты – самому младшему уже 72, а старшему – десятый десяток. Но даже и в таком возрасте они стараются быть хоть капельку полезными – водятся с внуками, копаются в огородах, идут на выборы.

Толе Фрянцеву не было и четырех лет (он родился в том самом тридцать седьмом, который спустя время советские люди вопреки всему назовут благополучным), когда В. Молотов объявил по радио о вероломном нападении гитлеровцев на СССР. Еще не зная смысла, по обстановке понял, что случилось нечто страшное. Напряженность воцарилась в доме. Матери то и дело приходилось успокаивать трех Толиных сестренок и мужа, негодовавшего, что его не берут на фронт, а дают броню, как классному специалисту. Броня эта, кроме повышенного пайка, никаких других преимуществ не давала. Наоборот, Василий Фрянцев стал рубить уголь и днем, и ночью, а все домашние тяготы легли на мать.

Положение на фронтах все ухудшалось, бои гремели в степях между Доном и Волгой, надвигались на их город, на восток потянулись нескончаемые колонны беженцев, эвакуируемых. Неожиданно погиб отец Толика, Фрянцевы оказались в Чечне, в Ингушском поселке. Здесь они услышали о зверствах немцев, как они тысячами сбрасывали живых красноармейцев в шахты и здесь же встретили благожелательное отношение местных жителей. Толя дружил с горскими сверстниками, многое перенял, а одна черта по сей день живет в нем – гордость: никогда такого не было, чтобы он что-то попросил.

Закончил семь классов, и ингушские парни проводили его в армию. Попал на службу в Западную Украину, в Черновцы, где еще зверствовали националисты, прошел «курс молодого бойца» и часть его, зенитно-артиллерийская, передислоцировалась в Румынию. Время было сложное: шел 1956-й год, в Европе начинались антисоветские выступления. Все тогда обошлось для солдата благополучно.

Демобилизовавшись после трехлетней образцовой службы, зенитчик Фрянцев направился прямиком на родину, в шахты, с мыслями поподробнее узнать о гибели отца и оформиться на шахту, где он трудился, ту самую, Октябрьскую, гремевшую на весь Союз. Мало что ему удалось выяснить, зато в забой приняли с радостью. Так продолжилась еще одна шахтерская династия. Анатолия наградили медалью «За трудовую доблесть» И тут, в канун своего тридцатилетия, получил он от брата письмо, в нем была просьба – посмотреть красавицу Сибирь. Что ж, таежная чистота, тишина подействовали на гостя – он сообщил родным, что решил свить на берегу Усолки свое гнездышко. Устроился рабочим в МСО – на пилораму. Спустя год уже посватался к чернобровой дивчине.

– Красивый, черноволосый, прямой, работящий, – смеется жена Мария. – Подсказывало мое сердце, что с ним не пропадешь. Уже на будущий год нам с Толей золотую свадьбу справлять, а нынче ему исполняется восемьдесят.

Вырастили супруги пятерых детей, у всех свои семьи, жилье. Живут старики Фрянцевы в просторной квартире. Строили ее по распоряжению начальника ПМК-17 Н. Амосова. Специально для этой семьи, большой и трудолюбивой: они домашнее хозяйство держали, обрабатывали приусадебной и полевой участки, участвовали в общественной жизни и спортивных мероприятиях. Кто не помнит Василия Фрянцева, борца-дзюдоиста, легкоатлета, футболиста? Или бригаду Анатолия Васильевича Фрянцева? Обучившись на месте краевыми специалистами стали первоклассными мастерами. Побеждали в соцсоревнованиях, профессиональных конкурсах, о них знали в крае. С рождением этого

коллектива на тасеевской стройплощадке появились башенные краны, разноэтажные кирпичные здания. Это длилось много лет. Рядом с мужем трудилась и жена.

Анатолий Васильевич работал до выхода на пенсию, а в девяностые, по просьбе уже новых работодателей, вел кладку, сторожил. Значителен вклад этого человека в развитие территории.

Орденоносец

Витя Беляцкий появился на свет в год финских событий четвертым ребенком в обычной крестьянской семье. Родители Ульяна Павловна и Тимофей Самойлович – коренные белорусы. В тридцатые годы переехали они в Тасеево. Поженились, поставили на окраине заречья, вблизи Белой горы, избушку. Семейство прибавилось. Матери хватало домашних хлопот: дети, хозяйство. Мужчины на Майской горе пилили лес на доски. Когда началась война, их сразу же забрали на фронт. А вскоре пришла похоронка. Понимал ли маленький Витя, что там было написано? Но когда ее читали, лились слезы у матери и сестренок. Слышались слова «безотцовщина», «как жить дальше-то»

Легко ли было овдовевшей женщине с такой оравой ребятишек? Какому богу жаловаться, кто услышит – всем тогда было тяжело. Спасение было только в труде. Подрастающие девчонки плакали, но попробуй не сделай домашнюю работу. Труд воспитывал в парнишке характер. В нем укоренялись добродушие, бескорыстность, трудолюбие.

Тогда в Тасееве хватало коллективов, где можно было подзаработать, помочь маме, семье. А потом его призвали в армию, сестры вышли замуж. Срочная служба положительно повлияла на парня – открытая улыбка, быстрая походка, как у настоящего пограничника. Завидный жених! Выбрал жену Надю, Надежду Константиновну, мать его дочери и сына, женщину с замечательным характером, начитанную, опору на всю жизнь – отклонись от нее, и пропадешь. Выбрал и дело по душе, перепробовал множество профессий, добрался до Усольского леспромхоза.

Сколько же кубиков круглого леса прошло через его пилораму, наверное, сотня тысяч. Сколько пользы от этого получил район! Какой хороший доход был у его товарищей. Сколько наград, поощрений досталось бригаде. А его личная награда – орден Трудового Красного Знамени – по достоинству увенчала трудовую деятельность, поставила в когорту славных тружеников нашего села.

Стал сибиряком

Долгую жизнь прожила Ефросинья Корнеевна Гроцкая. Была неимоверно трудолюбива и сильна. Родилась в большой крестьянской семье белорусов, трудиться пришлось с раннего детства. Световой день работы серпом оценивался в пять копеек. Сколько же надо было нажать и поставить снопов, чтобы купить кормилицу-корову, за которую тогда платили 21-25 рублей. Первого ребенка, девочку Настасью, она родила в 20 лет.

Семья, невзирая на революционные вихри, первую мировую и польскую, строительство нового мира, пополнилась еще шестью детьми. Последнего, Петра, она родила в 57 лет. Когда началась война с немцами, с ней проживали только два сына. Дочери уже жили в замужестве. Никто из родных не мог эвакуироваться – на шестой день деревушка Соболи оказалась на оккупированной территории. На ней устанавливался немецкий порядок: за невыполнение – расстрел, отправка в Рейх, каторжные работы (на торф); обязательные выплаты германской армии – мясом, молоком, яйцом, шерстью. Доходило до того, что люди ели даже кору с деревьев.

Мать тревожилась за сыновей, в любую минуту могли они попасть в облаву. Особенно переживала за Петю, такой непослушный рос. Однажды чуть конь его не забил – на всю жизнь метку на лице оставил. Всегда старался чем-нибудь навредить немцам. Потом бьют, обыски делают. Чем старше становился, тем чаще появлялись мысли о мести.

В 14 лет хлопцу пришлось идти в школу. А вот за говор белорусский было стыдно и смешно до слез уже на первом построении в армейском городке.

– Гроцкий! – выкликивают из списка его фамилию.

– Га?!

Рота, конечно, за животы, но сержант держится, вежливо разъясняет: «Не га, а – я» И тут же спрашивает:

– Размер обуви?

– А вун, гляди на мои лапти.

Тут уже и командир хватается за живот – солдат еще и в лаптях, самых настоящих.

Но ничего, прижился новобранец на Читинском аэродроме, отслужил целых семь лет. И пока научился ходить в сапогах, были страшные мозоли. А еще услышал от сослуживца Мишки Колонтаева о сибирском селе, стоящем на пяти холмах, на лесистых берегах. О том, какая тут благодать – и лес тебе, и дичь с пушниной и рыба, и хлебец беленький. Так увлеченно и красиво рассказывал Мишка, угощая папироской, что белорусу захотелось оказаться в тех краях. И отслужив, он с матерью переезжает в Тасеево.

Односельчанин не обманул. Действительно, хорошее село, крыши на домах деревянные, не то, что в родной деревне – соломенные. И место для дома нашлось, и хозяйка. По сей день благодарен он жене дорогой своей Нелли Болеславовне. Троих детей поставили на ноги, сейчас вот внуки радуют. Петр сполна познал сибирскую сельскую жизнь. Но и здесь было не легче. И для скотины, и для себя запасов надо было много готовить, тратить много времени и сил. Не росли здесь яблоки и груши. Их надо было купить. Стояли лютые морозы, кусался жестоко гнус. Чему тут только Петру не пришлось учиться, много мест работы поменял, даже печки русские клал, штукатурил. Потом выучился на тракториста и пришел в Тасеевский леспромхоз. Это было настоящее мужское дело. Как результат работы коллектива, росли леспромхозовские поселки, семьи. Районный бюджет получал огромные средства.

Работал Петр да самой пенсии на бульдозере. «А разве мы с земляками дали мало району? – Тут уж счет пойдет на миллионы.