«Мироустройство наше словно по писанию идет, – начал философской фразой рассказ о житье-бытье фронтовик Семен Яковлевич Андрюсев. После крещения в Бакчетском соборе частенько сличал божье слово с происходящим – совпадало многое. И перестройка нашей жизни в течение века, и вражеская алчность к нашей земле. Как и предсказывалось, поколение совершило немало – от врагов оборонилось, достигло заметной справедливости, а сейчас, что обидно, некоторые цинично говорят о советском солдате» 

Я поразился, как мой преклонных лет собеседник, а ему со второго июня пойдет десятый десяток, прошедший лишь деревенскую четырехлетку, столь ясно и складно ведет речи. От растерянности спрашиваю, можно ли что-нибудь исправить.

«Почему нельзя, ведь сказано: люди сами захотят этого. А сейчас надо ценить мир в стране, беречь страну, поднимать рождаемость, смолоду трудить тело и душу. Ну, и уважать дело старшего поколения – государство его ценит, но многие люди свободные, обработанные повыше понятиями – нет. Потому что истинной значимости настоящего труда они не знают»

Сам Семен Яковлевич к труду приобщился с малых лет. Семья была большая – родители, семь сестер и три брата. Хозяйство вели единоличное. День и ночь на полях, на сенокосе, в лесу. Учеба отходила на второй план. А вскоре и вовсе пришлось идти в колхоз имени Карла Маркса. Колхоз этот организовала переселенка – Анна Павловна Зеледеева, первая в крае женщина-председатель. Было ей лет 45-50, жила она с дочерью, отличалась грамотностью, неутомимостью и строгостью, особенно к пьяницам и лодырям. Хозяйство было немаленьким, ведь в Щекатурове проживало тогда более 500 человек и 85 из них в 1947 году удостоились медалей за трудовую доблесть в военные годы.

«В год, когда началась война, считай с февраля, ударила сильная и долгая оттепель – продолжает разговор ветеран, – снег сошел быстро. В поля мы вывели коней, сельхозинвентарь, вышли сеятели и сеяльщицы – все, кто мог бросать зерно, и с планом посевной справились быстро и дружно. Урожай собрали хороший – вот с этой страды уже все тяжести в полеводстве и животноводстве перекладывались на плечи стариков, баб, нас, подростков, и детишек. Ведь многие мужики ушли на фронт. Брат Иван попал под Лениград. Скоро забрали старших моих дружков, братьев Журба: Леню, Ивана, Гришу, Филю, Васю, много позже и Митю. Они вернулись живыми, имели ранения и вскоре, начиная с пятидесятых, стали почему-то умирать, а ведь крепкие были ребята.

С уходом мужиков на войну житье колхозников из месяца в месяц тяжелело. Все делали для фронта. Нельзя было и о себе забывать – если упадешь, кто ж нашим солдатам поможет. И вот что, интересно, о себе забывали напрочь – планы и обязательства брали большие, отдавали последние деньги. Может, «виной» тому были успехи наших – от Курской дуги русские шли только вперед. Мы понимали, что с немцами вопрос решен – не видать им Урала, как своих ушей. А вот как поведут себя в дальнейшем японцы, не знали. Они же договорились с немцами о встрече на Урале, а те уже драпают, и сами японцы у границ наших лазали и в сторону СССР не стреляли, как потом прояснилось – они заняли против нас нейтральную позицию, но вели агрессивную политику против стран Азии. С ними воевали больше трех лет свыше двух миллионов американцев. И без

каких-либо серьезных успехов. И нам бы, наверное, не пришлось выбивать их с Азии – не наша там земля. Но наше правительство дало обещание помочь союзникам.

Колхоз наш только закончил очередную уборку, 6 ноября 1944 года вручили и мне повестку. Что ж, хоть и не в срок, но надо играть проводы»

По данным нашего музея, более 130 тасеевских парней кто по повестке, а кто пересылом с западных фронтов окажутся на дальневосточном театре военных действий. Среди них Михаил Симонов, водитель прошедший финскую и немецкую; Михаил Сундеев – наводчик крупнокалиберного пулемета, контрразведчик Федор Мацуганов и разведчик Алексей Подобулкин, медсестра Мария Пушкина, братья Степан и Михаил Хлыстовы, Алексей Иванов, защищавший Заполярье, Иван Шестаков, ехавший на Восток из-под Берлина, моряк Константин Бурмакин, Василий Мурашкин, прошедший финскую и женившийся на дочери дяди Семена Яковлевича и родной Семена брат Василий.

Они доставляли снаряды, уничтожали доты и дзоты, вели разведку, служили на крейсерах. Они гнали противника с Северного Сахалина, Курилл, Маньчжурии, Китая, Северной Кореи.

«По повестке с торбочкой на плече я явился на Ерчу, – вспоминает ветеран. – Народищу, играют гармони, поют, пляшут, плачут, а мороз, из-за него мы ехали спустя три дня. Ехало нас 67 парней-одногодков. Со мной в кузове сидели Петр Блохин и два Ивана – Мазуров и Боровков. В Канске нас по-настоящему поучили, оказались мы, встретив победу над немцами, в эшелоне, в районе Даманского – как пополнение 159-й дивизии, прибывшей с Запада. Вот это были солдаты – робеешь перед ними и тут же равняешься на них. Командовал ей сын нашего всесоюзного старосты Иван Михайлович Калинин – толковый, строгий. Полком же, куда я попал, 558-м командовал Михаил Васильевич Чапаев – сын Чапая, весь в отца – молодой, подвижный, простой в общении, но и очень строгий, особенно по отношению к караулу. Он часто им выговаривал: «Такие, как вы, сони, проспали моего отца. А сейчас вы можете проспать товарищей. И вас надо будет отдавать под суд – зачем такие бессмысленные потери»

А ведь, действительно, и по их вине, и по недисциплинированности самих ребят многие гибли. И командирам за это доставалось. Потому что доверенный им солдат был не пушечным мясом, но воином, хлеборобом, отцом детей. Еще раз могу сказать, что это было так – солдата берегли всячески. Об этом говорит и тот факт, что в наступление шли части, словно бронированные – солдата средь техники еле заметишь. Японцам было против такой силы не устоять, хотя они очень глубоко зарылись в землю, были дисциплинированы и фанатичны.

Как свидетельствуют военные источники, удар Красная армия нанесла сокрушительный. В операции, которую развернула она на фронте, протяженностью пять тысяч километров, участвовало 1 669 500 воинов, тысячи единиц наземной и воздушной техники, корабли Тихоокеанского флота. За какую-то неделю лучшая японская группировка была разгромлена. В плен попало 640 000 японских солдат и офицеров, 148 генералов. Потери Советской Армии составили 12 031 человек убитыми.

Командир отделения, сержант Семен Андрюсев шел в наступление с пулеметом. 2 сентября 1945-го года на крейсере «Миссури» японцы подписали документ о капитуляции. Но для нас война не закончилась. Еще долго пришлось вылавливать тех, кто сдаваться не помышлял. Много ребят наших погибло.

Часть Семена Яковлевича была отозвана до особого распоряжения. До часа «икс» из двух дивизий было отобрано 24 воина, в их числе оказался и пулеметчик Андрюсев. Началось обучение по-новому. Только в сорок седьмом он прибудет в Токио, в советское посольство, которое возглавлял Деревянко Кузьма Иванович, тот самый генерал-лейтенант, отменивший смертную казнь для своих оступившихся подчиненных во время японской кампании, тот самый представитель советской державы, принимавший капитуляцию самураев.

«Видно я на самом деле оказался способным, коли Кузьма Иванович взял меня в штат. И то, что мы познавали на политформациях, на различного рода занятиях, у меня отложилось хорошо и выручало на службе. Японцы нас уважали, как победителей, как грамотных, не то, что немцы, стрелявшие из-за углов. Они обращались к нам с поклоном, по-русски, школы на русском языке открывали, да о чем только не расспрашивали.

Домой я вернулся в 51-м, через пару лет женился на простой колхознице Петровой Марье Степановне, родились сын и дочь. Доброй была она женой. А на старости лет с вдовушкой со Скакального сошелся, Зинаидой Иосифовной. Живем – вспомнить есть чего. Дети не забывают, государство помогает.

Выйду во двор – руки чешутся, так и хочется что-нибудь поделать, от телепечатной информации отвлечься, дровишки какие расколю. А не то постою, на церковь нашу фаначетскую погляжу. Вот внукам и работа – всячески беречь Россию, своих сограждан», – заключил ветеран.