Старая, покосившаяся калитка долго не поддавалась, но после некоторых усилий в ней что-то лязгнуло, щелкнуло, и она со скрипом открылась. Первый день социального работника был тревожным и волнительным. Молодая девушка вошла осторожно и немного нерешительно. Старушка сидела за столом у окна, смотрела, как легкий весенний ветерок колышет совсем еще почти голые ветви кустарника в палисаднике. На ней было простое пестрое платье, а седые пряди чуть выбивались из-под не аккуратно повязанного платка. В чистой просторной комнате пахло не то корвалолом, не то валерьянкой. 

– Кто там? Володя, сыночек? – произнесла старушка дрожащим голосом, хотела приподняться из-за стола, но охватившее волнение сковало тело. Она слегка прищурила глаза, от чего лицо стало еще более морщинистым и сосредоточенным.

– Меня зовут Наташа. Я из социальной службы, буду помогать Вам по дому, – сказала Наташа после короткого замешательства. Лицо старушки смягчилось. Она улыбнулась.

– Ты проходи, деточка, не стой в пороге. Садись вот рядом. Я ведь, Наташенька, и не старая вовсе. Сама все могу. Ты лучше поговори со мной, а то все одна и одна…Сын-то, Володька, в город уехал, – говорила она, медленно проговаривая каждое слово, и старческий голос скрипел в такт качающимся от непогоды ставням.

Старушка замолчала, будто задумалась. Трясущейся рукой стряхнула со стола несуществующие соринки и, сложив ладонь в ладонь, подняла на Наташу печальный взгляд. Глаза были мутно голубого цвета, но блестели из-за внезапно подступившихся слез.

– Так ты ко мне теперь каждый день приходить будешь? – недоверчиво вглядываясь в глаза, спросила Мария Прокопьевна.

– Буду, – ответила девушка, и внутри у нее все сжалось, холодок пробежал по спине, она присела напротив старушки, жалость вцепилась в сердце.

– Ты не подумай, Володя у меня хороший. А уж какой работящий! Кхе, кхе, кхе… И руки у него золотые. Откуда чему научился, ума не приложу?! Я ведь его одна растила. Муж мой, царство ему небесное, умер, когда Володьке пять лет было. Вот мы с ним и остались вдвоем. Да ничего, справлялись. А как школу окончил, так и уехал. Знамо дело, чего тут в деревне? Он у меня светлая головушка! Образование получать поехал, да там и остался. Но приезжал.… Приезжал… Внучка привозил, Сашеньку, да жену Зинку. Они мне с Сашуней такую калиточку построили! Все соседи завидуют!

Мягкая задумчивая улыбка застыла на лице старушки, и после короткой паузы она продолжила:

– А Зина у нас городская дама. Важная. Вот смеху-то было, когда попросила ее яйца в курятнике собрать! – По-доброму засмеялась тихонько. Руки ее дрожали, – с тех пор вот и не приезжали больше.

Старушка закашлялась. Порыв ветра взметнулся так, что даже в доме было слышно его сердитое завывание. Ветки ударили о стекло.

– А ведь лето скоро. Внучка моего, Сашеньку, в гости жду. Привезут на этот год обязательно. Не все же ему в городе сидеть, каникулы ведь! Я вот и игрушки ему купила. Далеко не прячу, вон, в коробочке все тут.

Мария Прокопьевна повернулась к окну, снова прищурившись, стала всматриваться в стелющуюся даль дороги, будто надеясь увидеть приближающийся автомобиль сына. Наташа посмотрела на содержимое коробки. Мячик советских времен, несколько железных солдатиков, точно таких же, какие подарил ей за ненадобностью когда-то в глубоком детстве старший брат Димка, и деревянная, потускневшая от старости пирамидка.

– У меня ведь, Наташенька, кроме них и нет никого. Одна я.

Наташа побледнела, ком подкатил к горлу. А ветер за окном продолжал метаться из стороны в сторону и жалобно выть, от чего на душе делалось еще тоскливее.

– Я пойду уже, пора мне, Мария Прокопьевна, – сказала она несмело.

Старушка глянула на девушку мельком и опять отвернулась к окошку:

– Ступай, детонька, только калиточку открытой оставь, а то внучок-то у меня маленький, не дотянется, открыть не сможет. Пока Володька ему откроет…

Наташа тихонько вышла и осторожно прикрыла за собой дверь. Затем пулей метнулась через приоткрытую злополучную калитку. Слезы застилали глаза, перед которыми все еще отчетливо стоял образ сутулой старушки.

– Домой! Сегодня же! Сейчас же уезжаю домой! К маме... – убегая по пустынной улице, думала девушка, оглядываясь на угловатый домик Марии Прокопьевны.

Ольга МАКАРОВА