Я хочу рассказать о судьбе моего брата Крастелева Михаила Ивановича, судьбе сложной, трудной, но достойной.
Мой брат, которого в нашем районе многие знали и еще помнят, Крастелев Михаил Иванович, родился в октябре 1919 года на Смоленщине в семье священнослужителя Ивана Григорьевича. Мать, Ольга Ивановна, окончив начальную школу, до замужества работала прислугой у местного помещика Волочкова. Семья была большая и бедная: у мамы было шесть сестер и три брата, всех надо было накормить, вырастить, девочек поскорее выдать замуж, сыновей куда-нибудь пристроить. Все дети пели в церковном хоре.
И вот 1919 год! Очень трудное время!

Только что отгремела революция, идет Гражданская война, страшная ломка, рушится все старое. Уничтожают церкви, а их служители подвергаются расправе. Наш отец на 4 года отправлен на строительство Беломорканала. Работы нет. Люди бедствуют. А там еще и коллективизация! Об этих событиях создано много фильмов и написано воспоминаний. Вот с чего началось детство моего брата. Но человек родился, растет, пошел в школу. Помогают выжить родные сестры и братья матери. Михаил с 5 по 7 классы учился в Москве, жил у тети Ани, которая работала на заводе «Фрезер».

Когда отец освободился, вернулся в родное село. Работы нет. Земли нет. Жить нечем. И тут объявляется набор на золотые прииски в Сибирь. Агитируют: плодородная земля, лес, прибыльная на золоте работа и т.д.

Выхода нет, семья (к тому времени трое детей) решается ехать, тем более, что дорога бесплатная и дают суточные на питание. Товарный поезд. В Канске выгрузили, а далее – Мотыгино. Но не прииск, а отправляют в тайгу пилить дрова. Сыну Михаилу 15 лет, дочери Татьяне 13 лет – все могут работать за еду. Обуви и теплой одежды нет, посреди тайги стоит большая изба, в ней живут 4 семьи. Все! Пилят в две пилы – двуручки. Летом гнус, зимой морозы. А какие силы у детей? Младшенький Дмитрий сидит дома (он и похоронен в той земле, умер от дизентерии, нечем было помочь ребенку).

И тут – я, родилась на Рождество Христово в 1935 году. Очень некстати. Ни средств, ни условий. Я, как только стала кое-что понимать, чувствовала, что стала обузой и без того бедным родителям. Нет, они меня не обижали, любили, но не надо было...

нужно что-то менять. Собрав свои тощие пожитки, семья с очередным обозом в феврале (мороз – 40, мне полтора месяца) отправляется в поисках работы сначала в Тасеево, а там видно будет, возможно, и в город. Приехали в центр Тасеева, обозники пошли в столовую обедать, а нам сказано: «Выгружайтесь». Выгрузились, а пойти некуда, нет ни родни, ни знакомых. Приютила нас семья Боровиковых (их дом стоял на месте нынешнего сбербанка). Отец пошел искать работу, любую, на все согласен. Спрашивают: образование, состав семьи. Тут выясняется, что отец окончил церковно-приходское училище и семинарию. Такой образованный человек! По местным меркам – академик! Предлагают работу учителя: в школах нет кадров, работают учителями те, кто сам окончил 6-7 классов, т.е. умел читать, писать и считать. У отца не было такой практики, сомневается, сможет ли... Без разговоров – отправляют заведующим школой и учителем в Рудяное, там начальная школа, 4 класса. А у сына какое образование? Окончил в Москве 7 классов. Так и сын может учителем работать, только ему 15 лет, с детьми ему работать нельзя, зато он будет работать в вечерней школе (в стране объявлена ликвидация безграмотности, деревня сплошь не читает и не пишет). Так наш 15-летний Михаил становится учителем.

В деревне Рудяное семье дают домишко, назначены 2 зарплаты, и, казалось, началась настоящая жизнь. Приоделись, купили велосипед (по теперешним меркам – чуть ли не самолет!), ружье, благо за огородом рябчиков тьма, в первую весну посадили огород, купили корову, завели кур. Отец выписал одну на всю деревню газету (ни радио, ни электричества не было), в общем, после всего пережитого – жить можно!

Школа преображается, на хорошем счету, контрольные работы дети выполняют хорошо, экзамены по русскому языку и математике выпускники 4 класса сдали на 4 и 5, на учительской конференции отца отметили грамотой и подарком (кусок хозяйственного мыла и метр красного ситца). Это сейчас выглядит странным, а тогда, в 1937 году, мыло и ситец были очень кстати – купить их было невозможно. На той же конференции всех учителей усадили писать диктант, с которым наш отец справился лучше всех: он сделал одну ошибку и получил четверку – и это было объявлено назавтра.

Итак, все хорошо: школа отремонтирована, лето, отпуск. И вдруг в июле арест, ордер на обыск. А что искать? В доме стол, лавка вдоль окон, несколько табуреток, да вот велосипед, ружье (которое изъяли), подшивка газет. Все.

«Вы арестованы. Садитесь в машину». Отец был спокоен, так как никакой вины перед государством не чувствовал, семья – в надежде, что это какая-то ошибка, разберутся и отпустят... Но назавтра не приняли передачу, ничего не объяснили... А затем под конвоем пешком отправили в Канск, без суда и следствия по 58-й статье, враг народа, 10 лет без права переписки. После смерти Сталина, когда архивы были открыты, мы узнали, что отец был расстрелян в Канске в августе 1937 года, а тело было сброшено в реку Кан.

А наш Михаил Иванович в свои 17 лет становится основным кормильцем семьи – мама и две сестры. Но на этом испытания судьбы не закончились. Что такое «семья врага народа» знают только те, кто жил в 30-е годы. Михаила исключили из комсомола, убрали с работы, ведь многие думали, раз арестовали, значит было за что. Кто его знает, люди приезжие...

Михаил едет в соседний Дзержинский район, там его с удовольствием принимают на работу учителем. А дальше Михаил пишет письмо М.И. Калинину в Кремль (помните такого всесоюзного старосту?) Объясняет ситуацию и получает ответ: «Сын за отца не ответчик, восстановить на работе и возместить оплату за время увольнения».

Друзья помогли вернуться в Тасеевский район. Мы переселяемся в деревню Яковлево. Красивая, чистая деревня, большинство жителей – чалдоны, люди дружелюбные, чистоплотные, с хорошими традициями. Приняли нас хорошо. Школа – бывший кулацкий дом, светлая, красивая, а через дорогу – учительский дом.

В 1939 году наш брат был призван в армию (до этого была отсрочка, т.к. не хватало учителей). Служил наш Михаил Иванович при штабе писарчуком, так как был грамотный и с красивым почерком, это ценилось). Его место заняла сестра Татьяна, окончившая два курса Канского педучилища, ей пришлось перейти на заочное обучение, чтобы содержать семью.

Весной 1941 года получаем письмо от брата, просит больше не писать письма, т. к. скоро заканчивается срок службы, и он вернется домой. В доме радостные приготовления к встрече, забили поросенка, ждем. Что-то долго ждем... Наконец получаем свернутый треугольник, без марки, без конверта. В нем Михаил пишет, что их везут на запад эшелоном, зачем и на сколько – никто не знает, все засекречено, писать письма родным запрещено. Позже мы узнали, как эта последняя весточка к нам попала. На одной из станций в окно вагона брат увидел проходящего парня и попросил его бросить письмо в почтовый ящик. И спасибо этому незнакомому человеку, мы этот треугольник получили. А через несколько дней вся страна и наша деревня узнали, что началась война. Великая Отечественная. Их, прошедших службу и, как считалось, самых подготовленных, бросили на передовую. И больше долгие годы мы ничего не знали о брате.

И вот судьба! Он оказался снова в тех местах, где родился, на Смоленщине, где уже шли бои и где они попали в окружение. Об этом периоде я знаю мало, Михаил не любил рассказывать об этих трагических событиях. А я вот теперь и хотела бы что-то узнать, расспросить, да не у кого. Тогда, в молодости, много было других вопросов и дел, как-то руки не доходили, но у меня есть книга о тасеевцах, прошедших войну, «Помним и гордимся», где есть статья, посвященная Михаилу Ивановичу. Из этих воспоминаний я узнала, что брат был в полку разведчиком, 29 июля оказался в котле под городом Невелем. Итак – плен. Сначала под Смоленском, потом в Германии. Несколько раз делал попытку бежать, ловили, сажали в тюрьму в Ростиславе, Ганновере. За побеги жестоко наказывали. Когда я увидела толстые рубцы на спине брата, наивно спросила, что это. Он коротко ответил: резиновые плетки и собаки. За время плена он был в концлагерях Маутхаузен, Мельк, Эбензее. Каторжный труд, голод, издевательства, побои до полусмерти, многочасовые выстойки на морозе. Всю жизнь он помнил полосатый тюремный халат, деревянные колодки вместо обуви и лагерный номер 771320. Работали в каменоломне, тяжелые камни выносили наверх по ступенькам (более 100 ступенек), кто был послабее и не мог выйти на работу, попадал в крематорий. Гибли и умирали по 150 человек в день. Рассказывать об этом он, сильный мужчина, не мог без слез. И когда в мирное время его на 9 мая просили рассказать о войне, он, стесняясь своих слез, говорил мало и неохотно. А еще говорил, что вынесет любую боль, но голод – ни за что! Поэтому у нас в доме праздничные застолья отличались обилием еды, он не мог смотреть на пустой стол, это результат жизни в плену, когда выживали на отходах с помоек. В Эбензее в последние две недели из 30 000 заключенных осталось в живых 16 000, а 14 000 лежали в траншеях мертвыми, немцы не успели их ни сжечь, ни закопать. Все это видели американцы, которые освободили пленных 6 июня 1945 года. Вот почему трудно было ворошить прошлое и не показать слез.

А далее – возвращение на Родину, Михаил Иванович попадает в Киев, особенно пострадавший, его должны были восстанавливать бывшие пленные. Шла проверка и восстановление гражданских прав. Там Михаил Иванович приобрел еще одну профессию – строителя. Его назначили прорабом. Разбирали завалы и строили дома. Он рассказывал, как они приводили в порядок знаменитую Печерскую Лавру, покрывали золотом купола, это была очень ответственная работа.

Окончательное освобождение произошло в 46 году, тогда только мы узнали, что наш Михаил Иванович жив, всю войну были в неведении. Его настойчиво приглашали остаться в этой строительной организации Киева, обещали квартиру и хорошую зарплату, понравился он начальству своей деловитостью. Но в Сибири были мать и две сестренки, и он вернулся в Сибирь. Это было в конце августа 1949 года. Так началась новая страница его жизни, мирная.

Тут же Михаила Ивановича направляют заведующим начальной школой в д. Хохлухино. Опять изба на краю деревни нежилая. И началась жизнь сначала. В те времена статус учителя был высок. Колхозное начальство помогло обустроиться, подремонтировать школу, сам Михаил Иванович застеклил окна, утеплил двери, подладил печку. Помню, каким событием в деревне была новогодняя елка! Ведь до этого долгие годы было запрещено отмечать Новый год с елкой. И вот Новый год! Тут большую помощь оказала наша мама Ольга Ивановна. Где и у кого она научилась делать игрушки? Скорее всего, у тех же помещиков Волочковых. Она из всяких подручных материалов (бумага, шишки, вата, марля) наделала игрушек, скатала свечи из воска. Нарядная елка, Дед Мороз, бумажные гирлянды! Вся деревня, старый и малый собрались в школе.

Праздник! Хоровод вокруг елки. Мне, восьмикласснице Суховской школы, было поручено организовать, и я, как могла, разучивала песню о елочке с детьми и водила хоровод.

Так прошел учебный год. А весной уже был посажен огород, была корова во дворе, поросенок – типичная деревенская жизнь. Но вдруг предлагают работу в Тасеевском детском доме завучем. Так началась самая важная страница жизни нашей семьи.

Итак, с августа 1950 года Михаил Иванович начал работать в детском доме. Что представлял собою тогда детский дом? Два старых строения: бывшая дореволюционная казарма и еще одно здание с печным отоплением, без всяких удобств. Нет коллектива, нет дисциплины и порядка. Для изменения ситуации заведующий РОНО Калмыченко назначает нового директора, свою жену, женщину сильную, властную. Она соглашается при одном условии: завучем должен быть мужчина, чтобы, прежде всего, навести порядок с дисциплиной и разрухой. Так наш Михаил Иванович становится завучем, а через год и директором детского дома. Начали с дисциплины. Среди воспитанников были «лидеры», которым подчинялись остальные ребята. Например, начинается вечерняя линейка, а многих нет, они где-то гуляют на ручье; ужин, а детей нет, их увели куда-то эти «лидеры». Это было похоже на колонию, описанную в «Педагогической поэме» Макаренко.

Переломили эту ситуацию, усилили педагогический состав, сам Михаил Иванович живет на территории детдома, круглые сутки владеет ситуацией. Появились воспитатели-мужчины (Николай Григорьевич Лысенко, впоследствии 1-й секретарь Тасеевского райкома партии, начинал в детдоме воспитателем). А дальше начали создавать базу для нормальной жизни. Завели хозяйство: несколько лошадей, коров, свиней (с питанием было туго), свой огород разработали, получили землю на полях, где сеяли зерно, сажали много картошки, это было хорошим подспорьем для коллектива. Стали привлекать специалистов сельского хозяйства из ссыльных. Запомнился агроном Виллис Янович, бывший научный сотрудник Академии наук. Он облагородил огород. (Позже появился еще ссыльный из Москвы, бывший режиссер, который организовал театр. Помню, ставили пьесу «Снежная королева» – это было событие Тасеевского масштаба. Появились хорошие урожаи, построили овощехранилище. Дети стали наедаться, местные жители перестали страдать от набегов детдомовцев на частные огороды. Воспитанники сами ухаживали за своими грядками, познавали азы сельского труда. На лето создавались трудовые отряды, все выращенное дети сдавали на кухню и гордо отчитывались об урожае.

Помню нескольких человек, которые работали в детском доме долго и плодотворно: это завуч Тамара Леонидовна Мегалинская, Мария Ивановна Балобанова, кастелянша Таисия Терентьевна Винидиктова, которая ведала всей одеждой и бельем, Степан Ясенко, один из первых воспитанников, который затем до самой пенсии работал в детдоме то кладовщиком, то на других работах, а его жена Мария работала ночной няней, Тамара Кирсантьевна Быстрова.

Детдом жил, а водичку по-прежнему возили на лошадке в бочке: набирали в Плехановском ручье и развозили на кухню, в прачечную, и нам тоже подвозили к крыльцу. Встал вопрос о водопроводе и об отоплении. Это сколько же надо было разнести дров к печам ежедневно! И тут надо сказать о шефах Красноярского комбайнового завода, которые долгие годы помогали детскому дому: с их помощью было сделано отопление, водопровод, была построена новая баня, прачечная, кочегарка, мастерские для мальчиков, оборудованные станками, швейная мастерская для девочек, теплые туалеты и умывальники, спортзал, просторная кухня и столовая. Каждый год на лето приезжала бригада специалистов от завода – и строили, строили! А для этого, конечно, нужны были контакты с руководством завода, с его мощным профсоюзом, в то время завод процветал и щедро делился с детским домом. Все контакты с краевым отделом образования и с шефами – это дело Михаила Ивановича, его заслуга. Все это требовало такта, деловой хватки, умения спланировать, все продумать. В районе тогда были богатые шефы – Тасеевский ЛПХ, они помогали строительными материалами. Все эти большие перемены происходили не в одночасье, многое делалось годами. И наш Михаил Иванович жил этим, это было смыслом его жизни. Детдом занял место среди лучших в крае, не зря позже Тасеевскому детскому дому было присвоено имя М.И. Крастелева. Единственное, чего не успел и не смог сделать мой брат – это построить новое, типовое здание из кирпича, соответствующее новым ГОСТам. Для этого нужны были большие деньги, а их не было. К тому же, в стране появилось новое веяние – сокращать количество детских домов, дескать войны нет, и сирот должно быть меньше. Но, как видим, количество сирот не уменьшается, и уже по другим причинам.

Все мои воспоминания о жизни в детдоме связаны с давними временами становления коллектива. А в дальнейшем, в бытность директором Владлена Павловича Манина, была попытка построить новое здание детского дома. Даже был заказан проект здания в кирпичном исполнении, с бассейном.

Но началась перестройка, и все было похоронено. Далее было только разрушение. Печальная картина сейчас на территории детского дома: что-то сгорело, что-то приватизировано, что-то зияет пустыми глазницами окон.

А прошедшим летом бывшие воспитанники, решив сохранить хоть маленький уголок своего дома, в уцелевшем скверике установили стелу с надписью: «Здесь с 1943 по 2010 г. был Тасеевский детский дом. К 100-летию со дня рождения Михаила Ивановича Крастелева, директора детского дома».

Но не будем о грустном, я хочу поделиться тем хорошим, что помню о традициях этого большого коллектива, о внутренней его жизни.

Большие праздники – это Новый год, 7 ноября, 1 Мая. К этим праздникам много готовились, обязательно приезжали шефы с огромным количеством подарков. Заранее вели учет пожеланий детей, которые ждали шефов с замиранием сердца. И вот праздник! Каждый получал свой подарок: фотоаппарат, настольную игру, велосипед, куклу, спортивный костюм – то, что ему нужнее всего. И, конечно, сладости. Дети готовили концерт для дорогих гостей. Потом праздничное застолье, игры в спортзале.

На День Победы всегда проводили «Голубой огонек».

Тесный контакт поддерживал детский дом со школой № 1. Когда заходит разговор о детдоме, моя подруга и коллега, учитель истории, Гулева Анна Ивановна, проработавшая в школе 40 лет, всегда вспоминает один эпизод и просит упомянуть о нем в моих воспоминаниях. Она сделала несколько выпусков классов, состоящих только из детдомовцев. Каждую неделю учителя посещали детский дом, помогали в подготовке домашних заданий. Однажды, получив новый класс, Анна Ивановна попросила у Михаила Ивановича разрешение познакомиться с личными делами детей. Они хранились в кабинете директора. Михаил Иванович положил перед ней несколько папок, а сам пошел по своим делам. Когда он вернулся, застал Анну Ивановну рыдающей, всю в слезах! Какие судьбы прошли перед ее глазами! Отец на глазах у детей истязал и убил мать, хотел убить и детей, но старшенькая смогла убежать и увести двух младших сестренок. Это какое же потрясение пережили эти дети! До этого для учителя они были просто ученики, а теперь – раненые души. И подобных историй она узнала несколько. Каждый ребенок оказался в детдоме по разным причинам, но все они с трудными судьбами, ранеными сердцами. Михаил Иванович попытался успокоить Анну Ивановну и сказал ей: плакать не надо, не хватит слез, а вот помоги им, насколько сможешь, стать настоящими людьми, найти свое место в жизни. Эти слова Анна Ивановна помнит до сих пор, в свои 83 года. И ныне она поддерживает связь со многими из своих учеников-воспитанников и помогает участием в их судьбах, добрым советом. Анна Ивановна называет Михаила Ивановича Крастелева тасеевским Макаренко, он и правда многое из опыта этого великого педагога применял в своей практике. Вот лето. Нужен не только труд, но и отдых. Все готовятся к выезду на Кривляк. Все делается для праздника, готовятся удочки, игры, палатки и, конечно, гостинцы. По закону дети не съедают норму мяса, рыбы, а вот мороженое, конфеты, газировка – то, что любят дети, не положено. Как умудрялся Михаил Иванович документально оформлять эту ситуацию, я не знаю, но помню, как на этот самый Кривляк привозили мороженое во флягах со льдом, несколько ящиков знаменитой райповской газировки, конфеты, пряники, фрукты, булочки. А там, на природе, дети играют в разные игры, участвуют в конкурсах, зарабатывают талончики и покупают на эти «денежки» себе сладости, а заодно учатся быть покупателями. А потом купаются, рыбачат. Это незабываемые для детей праздники. А то затеют лапту. Это любимая игра Михаила Ивановича, сам всегда бегал, пока мог.

В летнее время – утром и вечером линейка, утром трудовые задания, вечером – итоги, награждение. Режим пионерского лагеря. А еще летом покос, хозяйство же надо кормить. Выезжают далеко в тайгу большим коллективом: техперсонал, повара, электрики, кочегары, воспитатели, кто не в отпуске, старшие воспитанники. На стане построен длинный балаган, туда завезены старые матрасы, одеяла. Оборудована полевая кухня. Я однажды, будучи 9-классницей, участвовала в этом мероприятии. Взрослые мужчины косят рано, по росе, а часов с 11-ти дети и женщины идут переворачивать валки сена, затем подсушенное гребут, а мужчины копнят. И так до конца дня с перерывом на обед, с передышками, вечером – в малинник, который рядом. Чаще других водил ватагу к ягодам Алексей Андреевич Иушин. Это был очень нужный и важный человек в детском доме: разбирался во всем и все умел, он и электрик, и строитель, и сантехник, и про сенокос все знает, и швейную машинку наладить может, и кран починить. Незаменимый, он работал в детдоме много лет. Таких людей Михаил Иванович подбирал и ценил, они и задерживались в детдоме надолго.

Осенью все на картофельном поле, опять работа, дети тогда много работали, дежурили в столовой, на кухне, учились готовить, в швейной мастерской – шить, мальчики осваивали станки, готовились к самостоятельной жизни.

А еще Михаил Иванович очень гордился успехами своих воспитанников. Когда в детском доме проводили какое-то мероприятие, он всегда старался приглашать гостей со стороны. Бывало, звонит мне, приглашает, а потом спрашивает мое мнение (а мне уже было с чем сравнивать, уже был опыт работы в школе № 2) и, если все хорошо, бывало, расцветет, доволен, горд за свой коллектив.

Вспоминаю территорию детского дома: все блестит, как пасхальное яйцо, клумбы, чистота, все подбелено – Михаил Иванович требовал, чтобы детдом был уютным, красивым, не напоминал сиротский приют, чтобы дети чувствовали себя семьей.

Дети подрастали, уезжали в училища, на работу, всех держал Михаил Иванович в поле зрения, переписывался, узнавал об успехах и трудностях. Помню эпизод из 50-х. Михаил Иванович едет в командировку в Красноярск. Я студентка второго курса пединститута, живу в общежитии на улице Лассаля, за Качей, как раз напротив Караульной горы. Пришел мой брат (транспорт туда не ходил) пешком с огромным чемоданом и рюкзаком. Привез мне домашние гостинцы: гуся и кусочек масла (дома-то уже трое детей, мама и он с женой, не сильно-то разгонишься, но все-таки), нам с девчонками дал задание что-нибудь с этим гусем приготовить, а сам со всем грузом отправился на комбайновый завод. Там многие воспитанники трудоустроены, получают профессию, живут, как все, впроголодь. И вот он туда с гостинцами: кому кусочек сала, кому банку тушенки, кому денег. Никого не обидел, а иногда, если получалось приехать на машине, то и картошки привозил, об этом я узнала из воспоминаний одной из девочек-бывших воспитанниц. Всех обошел, поговорил с их начальством, кто как работает, кому стипендию прибавили и т.д. Вот и думаю, не зря же многие из детдомовцев считают и до сих пор Михаила Ивановича отцом, а его жену Екатерину Васильевну матерью, каждому хотелось иметь отца и мать.

Фотографии сохранили память о поездках в Ленинград, Москву, в Литву даже возили группу воспитанников. Поощряли успешных детей поездками в санаторий, экскурсиями в Красноярск. А позже Тасеевский детский дом получил статус санаторного, в этом было большое преимущество, выделялись уже совсем другие деньги. Вот так и жили дети и находили свое место в государстве.

Как-то прихожу к Крастелевым накануне праздника. Сидит наш Михаил Иванович за столом, перед ним длинный список, большая стопка открыток. Спрашиваю, что это? А это он поздравляет бывших воспитанников и в списке отмечает птичкой, чтобы никого не пропустить. И в Ленинград, и на Дальний восток. И сам получает стопу открыток с ответными поздравлениями. Были даже бандероли и посылки. На Дальнем Востоке нашла свою судьбу одна из девочек, появилась семья. В знак благодарности присылает хорошую рыбку, икру. Михаил Иванович очень горд: не забывают! Одна из воспитанниц Люба Колесникова (Ефимова), став твердо на ноги, много лет собирала материалы для издания книги о детском доме и детдомовцах, искала финансы (издать книгу – дело недешевое) и все-таки смогла выполнить задуманное – вышла книга «Родом из детского дома». Она считала это своим долгом перед памятью о Михаиле Ивановиче и о детском доме.

Помню 40-летие детского дома. Очень многие, причастные к истории детдома, пришли и приехали на торжество. Ездили на кладбище, а потом было застолье около главного корпуса, был хороший летний день. Многие еще были живы. Теперь ряды старожилов редеют. Самые стойкие, кто многое сделал для детского дома и помнит его историю сегодня – это Владлен Павлович Манин, Вера Ивановна Кувшинова-Николаева, Галина Васильевна Соловьева, Анна Ивановна Гулева.

Л.А. Колесникова добилась создания книги, состоящей из голосов воспитанников, тираж небольшой, но книга ценная, многие получили ее в подарок. Издание стоило больших усилий Любови Алексеевне.

В.П. Манин многократно печатал свои заметки о детском доме и о Михаиле Ивановиче в нашей районной газете.

Знаю, что много сделал Юрий Григорьевич Холкин, который работал в детдоме до самого его закрытия и оставил о себе хорошее воспоминание.

И наконец, летом 2019 года на территории детдома появилась стела в честь детского дома и 100-летия со дня рождения его директора, Михаила Ивановича Крастелева.

Всем, кто жив и имел отношение к детдому, желаю долгих лет и здоровья.

Елена Ивановна КРАСТЕЛЕВА, 2019 год