В «Красноярской газете» от 20 сентября 2019 г. была напечатана беседа корреспондента с кандидатом исторических наук В.А. Стесиным – «Что хранит Благовещенский собор».
Красноярск – «сибирский Кронштадт», моя родина, мой любимый город! И меня всегда интересовала его героическая и трагическая история, особенно период Гражданской войны (1918-1920 г.г.).
Я встречался со знаменитыми сибирскими партизанами, участниками тех грозных событий. В архивах Красноярска, Иркутска и Канска за сорок лет изучил десятки тысяч документов «красных», «белых»,  интервентов.

Страшный след оставили вояки их Чехословацкого корпуса на земле России, особенно в Сибири.

В повестях «Зазубринские костры», «Тасеевцы», романе-эссе «Вечный крест», в рассказах, очерках и «Енисейском энциклопедическом словаре» я только приоткрыл страницы великой Русской драмы. И, конечно, интересовался новыми публикациями.

Читая  публикации в «Красноярской газете», хочу внести некоторые дополнения и уточнения об исторической правде. Так где же она?

Чехи никогда не жили на Урале. Чехословацкий корпус был сформирован из военнопленных и эмигрантов осенью 1917 года еще при Временном правительстве. Дислоцировался в тылу Юго-Западного фронта на Украине.

В связи с Брест-Литовскими переговорами Чехословацкий корпус в январе 1918 г. был объявлен частью французской армии и подлежал переброске в Западную Европу. Советское правительство дало согласие на эвакуацию корпуса по Великой Транссибирской магистрали через Владивосток. Было главное условие: сдача чехословаками основной части вооружения и невмешательство во внутренние дела Советской России. Однако эти условия не были выполнены чехословацким командованием: оружие скрывалось от контрольных проверок, провоцировались инциденты.

Еще 2 мая 1918 г. Верховный совет Антанты принял решение использовать Чехословацкий корпус в качестве главного удара по Советам в Сибири. Антанта готовилась к военной интервенции против Советской России. Уже к концу мая эшелоны с частями Чехословацкого корпуса (до 45 тыс. чел.) растянулись по Транссибирской магистрали от станции Ртищево (р-н Пензы) до Владивостока (на протяжении около 7 тыс. км).

Военному совету (подполковник С.Н. Войцеховский, капитаны Р. Гайда и С. Чечек) было поручено подготовить выступление группировок чехословацких войск. 25 мая части войск Гайды захватили Мариинск. Начальник штаба 2-й чехословацкой дивизии полковник Ушаков (один из лидеров белого движения) ударил с тыла. 29 мая был захвачен Канск. Уже к концу мая чехословацкие войска при поддержке белогвардейских отрядов захватили Челябинск, Новониколаевск, Пензу, Сызрань, Томск, в июне – Омск, Самару, Златоуст, Красноярск и Владивосток. 7 августа мятежники взяли Казань (где захватили золотой запас РСФСР, позже переданный Колчаку). Это только часть информации, взятой из энциклопедии «Гражданская война и военная интервенция в СССР», Москва, «Советская энциклопедия», 1983, («Чехословацкого корпуса мятеж 1918» стр. 657)

Мятеж Чехословацкого корпуса стал тем детонатором, который взорвал Поволжье, Урал, Сибирь и Дальний Восток. Временно здесь Советская власть была ликвидирована. Все ужасы, творимые чехословаками при занятии городов и сел, неописуемы: казни большевиков и сторонников народной власти, сжигание деревень, закапывание людей живыми в землю, насилие женщин, поголовно порки, пытки и виселицы. Все это описал Владимир Зазубрин в романе «Два мира» (1921).

Вспомним партизанскую песню:

Отец мой был

природный пахарь,

А я работал

вместе с ним.

На нас напали злые чехи,

Село родное подожгли.

Отца убили

в первой схватке,

Родную мать

в костре сожгли.

Сколько боли, сколько страданий в этой партизанской песне! Через 100 лет она набатом звучит                     и сейчас, когда ее поют потомки сибирских партизан.

О карателях из Чехословацкого корпуса писали многие. Но их кровавые деяния, их лицо очень точно показывает Владимир Зазубрин в романе «Два мира».

Расстрел в деревне Черемшановке, на кладбище. Шесть мужчин и одна женщина, приговоренные к расстрелу. «Отделение чехов заряжало винтовки. Коренастый рыжебородый мужик в белой рубахе, с усилием шевеля холодными, синими губами, говорил чешскому офицеру:

– Господин офицер, как же это вы так меня прямо без суда и следствия, и в яму…

Чех презрительно щурил глаза с белыми ресницами, надменно поднимал лицо.

– Ми – чешский комендант, ми имеем право повесить, расстрелять, арестовать».

И вешали, и расстреливали, и арестовывали в Поволжье,  в Сибири, на Дальнем Востоке. В Енисейской губернии зверствовали: в Красноярске, Ачинске, Канске, Иланске, Нижнем Ингаше, в Кучерово, Тасееве, Шеломках, Асанске, Апане, Фаначете, Троицком солеваренном заводе, Рождественском, Долгом Мосту, Курае, Тайне, Тинской.

Воевать против Красной Армии боялись чехословаки, но, вместе с белогвардейцами, проводя карательные операции в партизанских республиках, лютовали. Обстреливали деревни и села снарядами «с удушливыми газами». Грабили крестьян.

Когда заполыхала грозным пожаром красная Сибирь, чехи сбежали ближе к Иркутску: там «золотой эшелон». В вагонах – русское золото. Много, очень много золота – несметное богатство России, еще не все разворовано. И адмирал Колчак при нем.

Чехи взяли под «охрану» вожделенное золото и адмирала, заторопились домой. Нет, Колчак им был не нужен! Он уже не козырная карта, а битая. Но и бывший Верховный правитель пригодится. Потом. Когда прижмет. А золото? Золото – это все! Ах, как было бы хорошо вернуться с такой богатой добычей домой! И чехи торопились из проклятой холодной Сибири к Байкалу, а дальше дорога – к Великому Тихому океану. Там будут ждать их пароходы. О, как их ненавидели колчаковцы! Чехов-интервентов, вспоминая страшное прошлое, когда они – полуголодные, замерзая в снегах, совершали свой «ледяной поход», сытые чехи, отъевшиеся на русских хлебах, захватив железную дорогу,  с комфортом, в тепле, катили в эшелонах к Иркутску и Байкалу. Но трудно, дьявольски трудно пробиваться на восток. Нет времени спокойно отойти. Красные молнии мечутся по бокам. И впереди. Да, они уже далеко впереди. Скорее всего, придется пойти на соглашение. Было-было уже такое не раз. И каждый раз нарушали они его: под Канском, Тайшетом, Нижнеудинском. Не раз ударяли красным в спину! Взрывали железнодорожные мосты. А иначе же как? Иначе из этого страшного таежного пожара, который разожгли они сами, не вырваться! А, может, и сейчас простаки русские поверят им? Нет, теперь не поверят!

Партизанская дивизия Николая Бурлова, придя с боями с Ангары, в нескольких местах перехватила железную дорогу. И красные партизаны Черемхова взяли под контроль поезд Колчака, предъявив грозный ультиматум интервентам. Теперь надо поклониться. А поклониться есть чем. Бросить русским подачку. Его, самого главного – Верховного. Он со своим поездом задыхается тут же. Вот хорошо. Его надо иметь в виду. И когда красные потребовали  выдачи им кровавого диктатора, чехи поспешили расстаться с ним в Иркутске. Предали своего покровителя – русского адмирала Колчака. Выдали его «ПОЛИТЦЕНТРУ». Но как не хотелось расставаться чехам с русским золотом! А пришлось. В противном случае красные грозили взорвать тоннели возле Байкала – тогда бежать было бы некуда. Страшная западня.

В восставшем Иркутске хозяевами были уже большевики, возглавляемые Военно-Революционным комитетом. «ПОЛИТЦЕНТР» передал адмирала А. Колчака Военно-Революционного комитету. А потом были заседания ЧК, начатые 21 января 1920 г. Сохранились протоколы допросов Чрезвычайной Комиссии по делу Колчака.

Но вернемся в Красноярск. Что же сообщает нам кандидат исторических наук                                     о Благовещенском соборе, о Колчаке и его семье?

Он говорит: «А с Благовещенским собором его связывает следующее. Впервые А. Колчак посетил его в 1915 году вместе со своей подругой А.В. Темеревой (в то время, когда его жена и трое детей находились за границей). Есть версия, что адмирал исповедовался там…»

Опираясь на первоисточники, скажем прямо: в 1915 году А. Колчак не был со своей «подругой» в Красноярске! А где же он был?

Я открываю книгу Юрия Кларова «Арестант пятой камеры» (М.: Политиздат, 1990)… Центрархив. «Допрос КОЛЧАКА». Предисловие «Протоколы заседаний Чрезвычайной следственной Комисии по делу Колчака. Стенографический отчет). Заседание Чрезвычайной следственной комиссии. 21 января 1920 г.» (стр. 243-268)

Колчак отвечает на вопросы председателя К.А. Попова, его заместителя и членов комиссии.

«Колчак. Я родился в 1873 году, мне теперь 46 лет. Родился я в Петрограде, на Обуховском заводе. Я женат формальным браком, имею одного сына в возрасте  9 лет.

Попов. Вы являлись Верховным Правителем?

Колчак. Я был Верховным Правителем в Омске. Моя жена Софья Федоровна раньше была в Севастополе, а теперь находится во Франции. Переписку с ней вел через посольство. При ней находится мой сын Ростислав.

Попов. Здесь добровольно арестовалась г-жа Тимирева. Какое она имеет отношение к вам?

Колчак. Она – моя давнишняя хорошая знакомая. Она находилась в Омске, где работала в моей мастерской по шитью белья и по раздаче его воинским чинам – больным и раненым.

Продолжение следует

Вениамин БОРОВЕЦ,

член союза писателей России.