Тайга начиналась сразу за поскотным двором. Угрюмые вековые лиственницы и кедры стояли стеной у распадка, где в густых пихтовых зарослях пряталась тиховодная  небольшая речушка.  Закрытая зарослями тальника, рябин и шиповника, она среди вековой тайги

не бросалась в глаза. Это была одна из речек- безымянок, вытекающая из далекого таежного озера, находящегося среди Черных скал, в отрогах Восточного Саяна. Мало кто бывал из местных жителей в тех местах, уж больно далеко это было, даже по таежным меркам. Как говаривал старый дед Митрофан: «Верст 100 с гаком...» А гак по меркам охотников-таежников не менее одного полуденного перехода.

Черные скалы просматривались далеко на горизонте, на закате солнца, среди белоснежного водораздельного перевала Саян. Они угрюмыми вершинами делили перевал на две части и исчезали за горизонтом. Труднодоступные, гибильные места, болота  прикрывали путь к ним. Да и дороги-то к  ним не было. А была всего одна малоизвестная тропа. Да о ней и знали один-два таежных охотника-бирюка. Но они об этом молчали, а если кто об этом и спрашивал, то мотали своими кудлатыми бородами, хмурили брови и ничего не отвечали. А закуривали свои самокрутки с ядреным табаком-самосадом и уходили по своим, им только ведомым, делам.

В тот августовский день Прошка - рыжий увалень 16-ти лет, собирался со своими  друзьями-мальчишками: Ромкой-цыганом, из-за своих черно-синих кудрявых волос на голове и темной кожи, моложе Прошки на целый год, и Валькой-белобрысым, пацаном с соседней улицы, которому исполнилось на днях 13 лет, пойти за огороды, посбивать немного шишек, да и порыбачить на шустрых ельцов, на кобылок. Собирались долго, то одного мать позвала и поручила что-то сделать по-дому, то другой забыл нужное для рыбалки, то провиант, куcок  сала с огурцами, забыли. Вышли за околицу часов в 10, закрыв за собой ворота поскотины. Пошли лесной дорогой по склону вниз среди рябин к речушке. Весело переговариваясь, они беззаботно удалялись от села. В это время у них над головой раздался свист коршуна-тетеревятника, который снизившись, опустился на дорогу впереди них. Он не улетал, а как бы ожидал. Гордо подняв голову,  смотрел на мальчишек. На шее у него висел кусочек шкурки бурундука. Мальчишки оторопели. Первым опомнился Ромка, тряхнув своими цыганскими кудрями,  смело подошел к коршуну. Тот сидел не шевелился, только переступал с лапы на лапу. Наклонившись, Ромка снял с шеи коршуна через голову шкурку бурундука и повернул к себе выделанной стороной, там было что-то начертано. Склонив все трое головы, прочитали - «помогите» и стрела, указывающая на горы, а рядом с ними болото или озеро и крестик на берегу. Это было все, что они увидели.

Коршун, отскочив от них, резко свистнул, подпрыгнул и взметнулся ввысь,  вскоре исчезнув за старыми пихтами. Но улетая, путь свой держал в сторону далеких Черных скал. «Вот это да! - не выдержал Валька. - Я такого еще ни разу не видел». «А что ты вообще видел, - оборвал его Прошка, который молча рассматривал со всех сторон шкурку.- Шкурка как шкурка. у нас их под вехой на крыше таких с десяток будет, но здесь... коршун, да еще начертанные слова». Он озадаченно хмурил лоб и как дед Митрофан, а это был его родной дед, размышлял: «Видно ничего нельзя было сделать, коль так весточку людям передать кто-то решился. Да видимо и помощи ждать будет, а как иначе, коршун-то к нему вернется,  он его ждет. Жаль, что мы с ним ничего не успели отправить, да и как? Сами-то вначале растерялись». *

Он поднял голову и посмотрел на своих друзей. Валька стоял открыв рот, смотрел на шкурку. Ромка, подпрыгивая на месте и размахивая руками, уже строил план помощи. Вот они вернутся домой, возьмут провианта дня на четыре, коня, старого Карьку, и пока нет родителей,  они все на своих покосах, успеют оказать помощь и вернуться обратно. Прошка молча, из подлобья, смотрел на него и хмурился. Рыбалка явно сорвалась. Надо было что-то предпринимать, но что? «Все, - сказал он. - возвращаемся и идем к деду Митрофану, он сейчас занимается пчелами,  ему-то все и расскажем. Он придумает и подскажет, что делать». На том и порешили.

Возвращение домой было недолгим, так как еще не далеко отошли от села. Вот и поскотина, за ней лужок с уложенными копнами сена и справа на взгорке уже виден голубой цвет церковной маковки с крестом над ней, а там, в свороте,  видна хата Прошки, где во дворе шебуршился дед Митрофан. Он осаживал новым обручем старую рассохшуюся бочку под воду. Пацаны вбежали во двор и, размахивая руками, перебивая друг друга, что-то враз кричали. Дед, слушая и качая головой, рявкнул:  «Хватит! Говорить по одному!». Все притихли. Первым заговорил Ромка, перескакивая с одного на другое, он старался все рассказать, но сбивался, начинал все с начала и в конце-концов совсем запутался. Валька добавил, что надо идти, но не знает куда. И заковырял пальцем в носу, полосуя правой ногой землю. Дед взглянул на Прошку, тот молча подал шкурку бурундука.

 Митрофан погладил эту шкурку своей пятерней, и всем показалось, что ее просто и не было, а когда он разжал руку, то она лежала на ладони, как маленький осиновый листок. «Вот так рука», - подумал про себя Валька и весь подался вперед и чуть носом не ткнулся в нее. На что дед, не сердито щелкнул его в лоб — не мельтиши, и стал внимательно разглядывать шкурку бурундука с накарябанным камнем рисунком. Он морщил лоб, что-то шевелил губами и подергивал своей бородой. Затем развернулся по направлению стрелы, указывающей на горы, долго смотрел вдаль и сказал, что это весточка с далеких Черных скал и там ждут помощи. Но он был там очень давно, еще мальчонкой с отцом, и с тех пор там ноги его не было. Но тропу,  указывающую  путь,  еще помнит.

Молва о тех местах слыла нехорошая, многие кто уходил в ту сторону, сгинули и не вернулись. Туда даже охотники за зверем не ходили, не говоря о сборе ягод и шишек местными жителями. Гиблым считали то место. Как ребятишки его не просили взять их с собой, он в корне это отверг и даже слушать их на эту тему не хотел. Тем более, без разрешения родителей, которые готовили сено на зиму скоту на далеких таежных еланях,  уезжая туда семьями, чтобы быстрей управиться, а дома оставались старики, да дети  в помощь.

Солнце уже перевалило зенит, и дед Митрофан поспешил со сборами. Вывел из стойла буланого Карьку со звездой на лбу, тот радостно заржал и прижался мягкими губами к плечу деда. Похлопав его по загривку, он оседлал его и приторочил к седлу рюкзак с охотничьим скарбом. Под навесом бился и не спокойно вел себя жеребец Гнедко, он просился на волю. Накинув на него уздечку и седло, дед Митрофан вывел его во двор. Ромка в это время сбегал домой и принес бутылку с дегтем и дюжину сыромятных ремней и крутился вокруг Гнедка, тот пофыркивал и отгонял хвостом оводов и слепней. Прошка вынес из дома дедов брезентовый плащ и ружье. Оно было старым, еще отец деда Митрофана привез его с фронта первой мировой войны, но оно было надежным. Дед Митрофан его очень ценил и берег, марки оно было известной немецкой «Зауэр». Еще раз все осмотрев, дед лихо взлетел в седло. Карька, а за ним на поводу Гнедко, тронулись со двора. Ромка отворил ворота на тропу в сторону леса, и маленький караван отправился в путь.

Ребятишки провожали его до поскотины и  просили деда их взять, но дед молчал и о чем-то все время думал. За поскотиной все расстались и дед пообещал, что дней через семь он вернется или подаст знак. Рядом с ним бежали две охотничьих лайки-белогрудки:  Ром и совершенно черная Нерка.  Они то убегали вперед, то останавливались и поджидали деда.

Через мгновение лесная чащоба поглотила путника. Дальше был путь только по затесям, которые уже почернели, и их трудно было различать, но дед уверенно держал путь. Тайги он не боялся, так как в ней вырос и исколесил ее вдоль и поперек. Повадки зверей знал, поэтому вел себя спокойно и уверенно. Впереди на горизонте вырисовывались гребни Черных скал, там скрывалась какая-то тайна и кто-то неизвестный просил помощи.Но кто?

Еле заметная тропа местами вообще исчезала, а старые затеси заплыли смолой. Только интуицией он держал верный курс. К вечеру выбрался на правую сторону горной реки, которая стремительно катила свои воды через гребни камней и водоворотами их крутила. Тропинка резко пошла вверх к вершине горы, а затем свернула к реке. Узкая, так что лошади еле умещались на бровке, она нависла над бездной, где глубоко в темноте деревьев клокотал поток воды. Осторожно ведя Карьку на поводу, а затем Гнедка, перешел это место. За ней была площадка, где можно было заночевать и развести костер, а лошадям дать отдохнуть до утра. Ночь прошла спокойно, если не считать филина, который прилетел в полночь и начал на соседней пихте хохотать, щелкать и ухать. Затем, видимо, это ему надоело, и он под утро улетел.

ОТСЮДА

Едва задребезжал на востоке рассвет, дед Митрофан уже был в седле, костер залил остатками чая из бадана и смородины. Пробираясь дальше по тропе, дед вспоминал давно забытые дни, когда они охотились здесь с отцом и он добыл первого своего медведя. Тропа резко повернула на восток, и горы приблизились. На их вершинах зацепился и висел туман, но солнце уже пригревало, и он вскоре исчез. К вечеру потянул ветерок, и над вершинами появились черные тучи. Засверкали молнии, в горах шел дождь, а затем произошел обвал камней и все стихло. Подошла ночь.

Ночью Митрофану не спалось. Ему послышалось, что там раздался глухой выстрел, но сколько он после не прислушивался, ничего не было слышно, только звезды ярко мерцали на небосклоне. Костер догорал, подкинув сухих наколотых поленьев от лиственницы, дед задремал. Разбудил его крик соек, они что-то не поделили между собой и отчаянно горлопанили в деревьях на противоположном берегу ручья, где он устроил себе ночлег. Собаки спокойно дремали рядом и не обращали на это внимания, но уши у них постоянно находились в движении, они улавливали звуки, которые не слышал дед Митрофан.

Разогрев  остатки супа из глухаря и позавтракав, тронулся дальше. К вечеру собаки вывели лошадей и Митрофана на край озера, далее тропинка уходила в обход по болотистому раздолью. За ним уже угрюмо стояли громадные скальные вершины. Вскоре собаки, залаяв, рванули вперед и скрылись в чахлом чащебнике берез, ельника и ольхи. Пробираясь осторожно по кустарнику, Митрофан направлял свой караван на лай собак. Он становился все ближе и ближе. Последний рывок, и кустарник расступился.

Перед взором охотника открылась картина нагроможденных камней, а за ними стена непреступных скал. Но возле одного из камней, прыгали собаки и лаяли. К тому месту направился и Митрофан, взяв на изготовку ружье. За камнями стояла брезентовая палатка, наполовину придавленная скальными обломками, видимо недавно прошел сильный обвал. Край палатки был полуоткрыт, и там была видна голова человека. Заглянув в палатку, охотник заметил, что человек без сознания и ноги придавлены камнями. Человеку было 40-45 лет, густые волосы и «борода покрывала его лицо, но губами он что-то шептал. В руках его был карабин, видно с него он ночью стрелял. Осторожно, как можно, Митрофан поднимал и оттаскивал камни. Собаки крутились возле рук и мешали ему. Сбоку, под плащом, лежал планшет с картой и дневник. Это был геолог.

В это время раздался шум крыльев и напротив палатки, на кедровый сук сел коршун. В клюве он держал молодого зайчонка, он бросил его на землю и нагнул голову, глядя то на собак, то на Митрофана. Это был тот самый коршун-тетеревятник, который принес весточку о помощи от человека. Возле кедры на земле лежали тушки зайца, горных куропаток и сойки, все то, что приносил верный пернатый друг для своего хозяина. Коршун сидел на суку, перебирал лапками, но никуда не улетал. Приближался вечер, место было опасное, мог произойти вновь обвал камней, но раненый не мог передвигаться,  ему нужна была помощь. Дед развел костер и согрел воду, затем  обтер геолога и стал накладывать из молодых березок лубок и шины на его ноги. Раненый стонал, крепко сжав губы, а затем открыл глаза. Бессмысленный взгляд прояснился, и он, шевеля пересохшим языком, попросил воды. Глотнув пару раз, он поперхнулся и откинул голову назад, лоб его покрылся испариной. Немного отдышавшись,  произнес, что его зовут Николай и он здесь ожидал своего напарника, который ушел на вершину горы и не вернулся, а потом ночью камнепад, сильный ветер и он попал в беду. А коршун, он его уже третий раз берет в полевой сезон, его ему подарили друзья птенцом, он его вырастил и тот стал ему настоящим другом. Он и решил тогда, когда очнулся от боли, что надо написать записку о помощи и передать ее людям с  коршуном, а для этого сгодилась шкурка бурундука, что была рядом. На ней он камнем написал «Помогите» и указал стрелку на горы. Коршун выполнил его задание и вернулся обратно к нему в горы. Надо было что-то делать, раненый лежал и тяжело дышал.    Наступала ночь. Сварив похлебку из зайца, дед ложкой старался накормить раненого, немного это ему удалось сделать. Затем он нарубил тонких берез и сделал  носилки, которые на рассвете привязал к лошадям, получилась удобная лежанка. Лошади встали, можно было ехать, но это где мелколесье, а в тайге? Там как? Дед молча смотрел на коршуна, а затем из блокнота взял  лист чистой бумаги и карандашом написал «Нужна помощь, раненый тяжелый, двигаться не может. Дед Митрофан. Озеро у Черных скал». Скрутил все это в трубочку и вложил в ствол камышинки, которую здесь же срезал. Сыромятным ремешком перетянул и подошел к коршуну. Тот сидел на ветке и перебирал лапами, то втягивая, то выпуская когти. Дед одел на шею коршуну камышенку с запиской, поднял  на руку и повернув его головой в ту сторону, откуда он пришел, подбросил  в воздух. Коршун взметнулся вверх, проклокотал и, сделав круг над ними, стремительно умчался в ту сторону, куда ему показал охотник.

Раненый открыл глаза и сказал, что дед сделал все правильно, но ему еще надо сказать, что здесь, где они находятся, в горах, нашел он признаки запасов камней сапфиров и показал глазами, чтобы дед открыл планшет, где лежали небольшие мешочки с какими-то камушками, которые на солнце заголубели. Это драгоценные камни и запасы, но их нужно изыскать в округе в горах, по его расчетам, неплохие. Но здесь и есть другое, на противоположном берегу озера, он нашел старый балаган с мертвыми старателями, они погибли давно и там остались только скелеты, у них тоже были в мешочках камешки голубого цвета. Видимо на дне озера имеется трещина в породе и через нее выходит природный газ-метан, он здесь все в округе губит. В озере рыбы нет, поэтому старатели, когда делали балаган для ночлега на берегу таежного озера, этого не знали. А ночью гроза, подвижка в горах и метан выплеснулся наверх, в связи с чем старатели и погибли.

 А еще по его данным, в этих горах много медной руды и что в дальнейшем здесь может быть разработан и открыт рудник, но часть гор пустотелых и они могут обвалиться. Дед Митрофан взял осторожно за две узды и поднял лошадей, между ними были закреплены носилки с раненым. По мелколесью раненого можно было перевозить, а в тайге?

В это утро, а уже прошло пять дней, как уехал в горы дед Митрофан, Прошка, Ромка и Валька с утра гоняли мяч и так увлеклись, что не заметили, как над ними стал кружить коршун и жалобно кричать. Первым его заметил Валька и показал рукой. Все подняли головы. В это время коршун резко снизился и сел на дорогу возле пацанов, на шее у него висела камышевая трубка, а сам он смотрел на ребятишек. Прошка осторожно подошел к птице и снял камышевую палочку и посмотрел в нее. В ней видна была бумажка. Разломив палочку, он прочитал записку деда. Все открыли рты. Бросились к взрослым, махая руками и громко крича. Мужики дымя самокрутками, сразу смекнули в чем дело и бросились собираться в дорогу на помощь. Коршун сидел на дороге. Прошка поморщил лоб и бросился домой. Схватил листок бумаги от газеты, он написал: «Записку получили, помощь будет», и, привязав веревочку, одел его на коршуна. Тот сразу же взлетел, и только его видели. В это время уже трое мужиков одетые и с лошадьми выезжали из домов. Нужно было спешить. Раненому нужна была помощь.

Дед Митрофан потихоньку со своим караваном продвигался вдоль озера к таежной тропе, когда прилетел коршун с запиской. Очень обрадовался старый охотник. Помощь как никогда подоспела вовремя. Раненого успели спасти, он и в дальнейшем еще не раз уходил в тайгу на свои геологические изыскания и хотя редко, но заходил к деду Митрофану. А вот коршун поселился у деда Митрофана, пока лечили Николая, ему здесь приглянулось, чему были рады все ребятишки, и он остался здесь навсегда,  стал надежным другом и помощником старого охотника. Назвали они его Никой, и коршун  откликался. Вот так закончилась эта удивительная история.